МАТКОВСЬКИЙ

ВІКТОР ГРИГОРОВИЧ

/Files/images/ма.jpg

Народився 5 серпня 1933 року в селі Бельманка Запорізької області.

Віктор Григорович Матковський - член Сахалінської письменницької організації Союзу письменників РРФСР. Друкувався в журналі «Дальний Восток», в збірниках «Сахалин» і «Солнечная Таврия». Він автор поэтичних книг «Вербоцвет», «Дыхание земли», «Встречи», «Планида встреч, прощаний и любви», «Огненные тайфуны войны». Брав активну участь у зустрічах із читачами, виступав на радіо і телебаченні. В середині 90-х В. Г. Матковський повернувся на свою малу батьківщину – на Украину. Проживає в м. Орджонікідзе Дніпропетровської області.

Когда не пишутся стихи – молчу,

Томлюсь печалью, как фальшивой нотой

Нагрянет вдохновение – схвачу

Перо жар – птицы и уйду в работу…

О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ

Родился у живописной, утопающей в ивах, осокорах, клеверах и белых акациях, небольшой речки – Бельманка, петляющей между крутыми холмистыми берегами по славной запорожской земле.
Случилось это 5 августа 1933 года. Бельманка – это полноводный приток, бурлящей благодатной реки Берды, впадающей в Азовское море, о которой в свое время с большой художественной яркостью рассказывал в путевых записках древнегреческий философ – путешественник Геродот. От названия речки Бельманки и село получило такое же название. В старину вдоль берегов этой своенравной реки, проживали Тавриды и кимарийцы. Они занимались скотоводством и рыбным промыслом. Из древнего сказания известно, что красивые, выносливые и весьма великодушные люди появились в этих местах, благодаря случаю, который заключался в том, что парусное судно управляемое амазонками, попало в многобальный шторм Азовского моря, который разорвал паруса, изломал мачты и растерзанный фрегат одним махом выплюнул на песчаный берег. Красавицы амазонки уцелели. Обживая дикие берега Берды, они полонили симпатичных мужчин – степовиков и, влюбляя их в себя – рожали детей. Таким образом, берега Берды и ее притоков, озвучаясь, людскими голосами, будили дикие просторы и наполняли их смыслом жизни. В то время речка Бельманка была судоходной. По ней запорожские казаки перегоняли свои суда в Азовское море, шли к Дону. Петру I эта речка служила фортовой базой. В притоках флотилия была недоступна обозрению. Отчего без всякого опасения неприятельские корабли подходили к берегу и надежно бросали якоря. Но это была ловушка. Русский флот выходил из засады и разбивал их. Этот край дал мне сущее право видеть солнце, слушать соловьиные трели, дышать цветами и травами заливных лугов.
Отец иой, Григорий Кириллович Матковский был очень одаренным и мастеровым человеком. Он прекрасно играл на органе и скрипке. Маленький орган он сам сконструировал. Помню, в наш двор часто приходили любители музыки. Они, сидя на скамейках-лавках, слушали мелодическое звучание органа, плывущее из-под напруженных, подвижных пальцев исполнителя. Отей был наделен природой конструкторскими способностями. Водяные и ветреные мельницы, плотнические зарубки, столярные изделия и тонкие кузнечные ковки – это было делом его рук. Он участвовал в двух войнах. Погиб в Великой Отечественной. Мать, Евдокия Елизаровна, в округе слыла непревзойденной в художественных фантазиях, мастерицей- вышивальщицей. Ткала ковры, дорожки, прекрасно пела и любила фольклор. Ее скромная могила находится на пологом кряже села, где она прожила 84 года…
Осознать, и по-своему понимать окружающий меня мир, я стал в трехлетнем возрасте. Помню и сейчас, как ч, любопытствуя, полез по камням в заброшенный колодец, и, не удержавшись, рухнул вниз. На дне колодца, в котором было немного воды, придя в себя, я глянул вверх… и замер от удивления: в окружности колодца мерцали звезды. Меня это потрясло. На смену мгновенному удивлению пришел страх. Я изо всей силы издал крик… Раздался топот, а затем я увидел перекошенное растерянностью лицо бабушки. Она, вглядевшись в темноту колодца, вскрикнула… Спустя несколько минут, ко мне опустилась лесница. По ней я пробкой выскочил к протянутым рукам спасительницы.
Из детства помнится многое. Особенно красивые оранжево-зеленые вагончики-бани. Они были на колесах. Прикатывали их рослые дородные кони. Вагончики устанавливались на видном месте. Банщики грели воду и жителям села бесплатно разрешали в них мыться. Не забыл и первые трактора-универсалы, ХТЗ, натики. Комбайны «Коммунар», «Сталинец», стрекочущие косилки…. В эту пору я ходил уже в школу. Но самое жуткое и устойчивое сознание в меня вошло вместе со словом «война» летом 22 июня 1941 года. Этим словом я был оглушен, обворован и лишен детства….Время, жизнь и годы, которые связаны с моей автобиографией, целиком и полностью отражены в моих стихах. Говорю с полной откровенностью: до мельчайших подробностей то, что было с моим Отечеством – то все было со мной. В ранние годы, вследствие войны и потери отца, я до дна испил горькую чашу военного лихолетья. Позналоккупацию, хоодные подвалы, беспризорщину, скитание, голод. Участвовал в восстановлении заводов и городов. Меня, как говорится, не обошла ни сума, ни тюрьма. Жизнь я постиг до самой ее сердцевины. Мои познания не поверхностны. Они выстраданы и закреплены во мне болью дорогих мне потерь. От того, наверное, многие мои мысли и взгляды на жизнь, в боьшинстве случаев не совпадали и не совпадают с теми мыслями и взглядами, которые многие филистеры считают заглавными мыслями человеческого бытия. Мое государство духа – это предельная доверчивость и распахнутая любовь к людям, к природе и ко всему тому, что опекает меня под звездным небом. Руководитель этого государства – совесть. Такому руководителю я всегда верю и верую.Национальность для меня не является критерием, определяющим духовную ценность личности. Мудрость, интеллект и нравственность – вот те три фактоа, что делают человека человеком. Выпячивание национальности – это увечье заблудившегося века, идущего к фашизму. Где бы ни был я, чтобы я не делал, для меня человек везде и всюду – гениальнейший абсолют и самая высокая незаменимая драгоценность всего сущего. Что касается языка, я убежденно говорю: нет плохого языка, есть плохие люди, которые из языка пытаются сделать огненную петлю, чтобы ради своей мелкой шкурной корысти, затянуть горло, думающему человечеству. Еще раз повторяю: все языки великолепны, но лучше тот, которым хорошо владеешь и правильно излагаешь свои мысли. Еще в детстве я ощутил в себе огромную любовь к людям и необъяснимую потребность делать им добро. На основании этого и возникла неудержимая тяга к поэзии и песенному творчеству.
Стихи начал писать рано, но не придавал этому серьезного значения. Просто писал, потому что душа кричала и просилась в литеры. Географическое пространство напечатанных моих стихов – это Куйбышево, Херсон, Калининград, Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск, Хабаровск, Владивосток, Сахалин.
В 60-у годы в г. Херсоне мои стихи были опубликованы в коллективном сборнике «Солнечная Таврия». Затем состоялась публикация стихов в столичных журналах. По приезду на Сахалин (я там прожил около четверти века, работал в качестве педагога в педучилище. Окончил музыкальное училище и пединститут), печатался в журналах «Аврора» (Санкт-Петербург), «Дальний Восток» (Хабаровск), «Христианин» (Москва), в альманахе «Сахалин» (Южно-Сахалинск). Во Владивостоке вышли мои стихи в книге «голос сердца». В Дальиздате изданы три книжки стихов «Вербоцвет», «Дыхание земли», «Встречи». Издавались рассказы, очерки, повести. Многие композиторы мои стихи положили на музыку. Песня Виталия Филиппенко «За Бельманкой-роекой» заняла на конкурсе первое место. Она транслировалась по центральному радио и телевидении. В его двух, изданных в г.Киеве, вышли песни, написанные на мои стихи. Я тоже пишу песни. Они звучат по радио, телевидении и на творческих вечерах…
По юридическому понятию я не являюсь участником войны, но фактически я малолетний, не поставленный на довольствие, не обмундированный, не награжденный, самый что ни есть реальный участник Отечественной. Я подносил красноармейцам студеную колодезную воду, со стариками и женщинами работал на полях, рыл окопы, был посыльным, устанавливал связь – тащил на другой берег реки катушку с телефонным кабелем, попадал в обстрелы. По звуку летящих снарядов, мин и бомб я научился определять их место падения, два раза в аккупации терял сознание под комендантской карательной плетью со свинцовым наконечником. Убегающим из плена воинам помогал надежно укрываться в густых камышах, приносил им свеклу и картошку. Наше село входило в передовую линию фронта. Днем, как шакалы, выли мины, ночью – без передышки раскаленное добела небо задыхалось под аккомпанемент рвущихся снарядов, трассирующими пулями. После затяжного сражения я был на поле боя. Видел массу раненых и убитых солдат. Среди них шевелились окровавленные лошади.
В этом бою погибли: начальник артиллерии 18-ой армии генерал-майора О.С.Титов, бригадный комиссар М.О. Миронов, бригадный комиссар Н.П.Новохатный, начальник политотдела армии, полковой комиссар П.П.Миркин… Убитых немецких солдат военачальники отправляли спецсамолетами в Германию. На похороны красноармейцев пригоняли жителей окружающих сел. Всех погибших воинов выносили к лесопосадке. Среди бойцов немцы обнаружили тело командующего 18-ой армией генерал-лейтенанта А.К.Смирнова. Они сразу же доложили генерал- полковнику Манштейну. Тот приказал командиру горно- стрелковой дивизии генералу Лангу организовать похороны. Пленные воины выкопали могилу. Командарма немцы похоронили со всеми почестями. Восхищаясь его мужеством, Манштейн сказал: «Будем воевать так, как солдаты этого генерала, и 7-го ноября пройдем парадным маршем по Красной площади….»
Речь Манштейна слушали немецкие, румынские войска, военнопленные и жители сел. По причине того, что генерал – лейтенант А.К.Смирнов с почестями, с большим уважением и торжественностью хоронили немецкие военачальники, о геройстве и стойкости его воинов и лично о нем, в прессе не было сказано ни слова. Только через 25 лет после Победы Олесь Гончар написалоб этом легендарном сражении, которое своим геройством символизировало и предвещало будущую Сталинградскую битву. Голос Олеся Гончара заставилтогдашних, обладающих здравой логикой, влиятельных руководителей взглянуть на прошлое олесевыми глазами и оценить ту битву его праведными мыслями и тонким писательским чутьем. Вскоре тело генерал-лейтенанта А.К.Смирнова было перезахоронено. Возвышенность села Поповки увенчалась боьшим монументальным памятником, а село Поповка было переименовано в Смирново.
Об этом сражении и о том, что я видел тогда и на Манмаревой балке села Бельманки, и на полях сражения, я написал книгу стихов. Она называется «Эхо войны». Эта книга в рукописном виде ждет своего светлого часа издания…
Углубляясь в жизненную правду и постигая ее необозримую сверу сущего, я безоговорочно убедился в том, что поэзия в целом – это вселенское таинство духа природы, которое понимается сердцем. А искусство – это язык, благодаря которому художник пытается, дав форму, высказать это таинство. Такому процессу чужды суета, всевозможные установки, ограничительные рамки, указания. Только вольное парение мысли дает возможность осознать то, что смутно предощущает воображение… Непостижимое открывается наитием. И это – закономерность. Все прочее мешает свободе творческого взлета и ничего хорошего не дает.
В своей автобиографии я больше говорил о времени и много интересного и важного упустил сказать о себе, но это поправимо – скажу в другой раз. Еще не вечер… 2004г.

ПОЕЗІЇ

Как воздух мне стихи нужны,

Без них я – не жилец.

Они свечением полны,

Как солнечный венец…

-------

Музыка, поэзия и зодчество –

Это не истоки, что душой.

К ним с любовью прикасаться хочется

И переполняться чистотой….

-----------

Где чувства правды – там талант,

И в этом спора нет.

Дает надежды музыкант,

Пророчество – поэт….

---------

Есть поэты, что чтут кутерьму,

Гасят солнце любви стихами.

Есть другие, что плавят тьму

И рассвет зажигают сердцами….

---------

Подбитое Отечество истомою,

Минувшее натянуто, как нить.

Все потому, что силятся историю

Ничтожные умы перекроить….

----

Как вишне даден срок для вызревания,

Так человеку дадено судьбой.

Постигнуть бытия до основания,

И в вековечность улететь звездой…

----

По сути женщина есть мать,

В ней дух спасения витает.

Но разве можно угнетать

Того, то чудо сотворяет…

---

Надо гореть огнем, а не дымиться,

Нести первооткрытие любя.

И в сутолоке бешенной стремиться,

Чтобы в достатке выразить себя….

---

Я ОТЫСКАЛ ОТВЕТ В ВОПРОСЕ

В нем прибывает правды соль:

Нам боль знакомые приносят,

Чужие ж лечат эту боль….

----

СОВЕСТЬ

Мне мера – совесть.

Этой мерой

Я измеряю каждый шаг…

Она мне –

Вековая вера,

Зовущий

К очищенью флаг.

Туманят мир

Хмельные речи,

Но суть я вижу наперед:

Ведь совесть –

Лучший мой советчик…

Она меня не подведет….

ЖЕСТОКОСТЬ

В тебя страна, бросают камни.

И к горлу яро между тем,
Нахально тянутся руками,
Чтоб удавить тебя совсем.

Открыто брезгуют народом.

Разором начисто гнетут

И прорасти добротным всходам

Ожесточеньем не дают.

И без малейшего стесненья

Объяты теплотою вилл.

Изводят голодом с презреньем

Того, кто их от пуль закрыл…

ДАРЮ

Посвящаю Ивану Белоусову (поэту)

Дарю созвездие цветов,
Чтоб оглашалась радость мая.

И пахарь мощью лемихов

Творил поэму урожая.

Чтобы не знал печали взор,
Чтоб совесть чтила обелиски.

И бедами рожденный мор

В народе не имел прописки.

Чтобы хорошие дела

Не гибли в суете безвинно,
Чтоб мудрость право обрела

И войны канули в трясину.

Чтоб был в достатке край родной

И, чтоб на солнечной планете,

Дружили люди меж собой

И были счастливые дети…

«ОГНЕННЫЕ ТАЙФУНЫ ВОЙНЫ»

(отрывки из книги)
Колесо войны

Пишу о том,

Что мною пережито,

О том, что в сердце

Оставляя след,

Было навылет

Подлостью убито

В остервенелом

Переплете бед.

Я знаю,

Что в стихи

Такого рода

Вплетать свою

Судьбу нехорошо…

Но я пишу

О прожитых невзгодах,

Чтобы другой

Их в жизни обошел…

На рассвете 22 июня 1941 года

Звучала балалайка на селе.
Рассвет клубился в
сизоватой мгле.
Пространство от волненья
замирало,
А балалайка нервом
трепетала.
О сколько же напруженной
тоски
Держали серебристые
колки!..
Рассказывали голосисто
звуки
О горьком испытании
разлуки.
Девчонки собралися на
лужайке
И доверялись сердцем
балалайке...
Вдруг огнищем земля
заклокотала …
И балалайка... скорбно
замолчала...
Вдали взметнулся голос,
как волна:

– ВОЙНА!

НАЧАЛО ВОЙНЫ

Ветла вздыхала у окна

Преосвещенная зарницей.

Без объявления война

Взлетела огненною птицей.

Слеза катилась горячо.

Шагало горе неотвратно…

Котомку вскинув на плечо,

Шли добровольцы в безвозвратность.

В домах глухая тишина

Повисла трауром щемящим.

Утробно неба глубина

Давилась отзвуком урчащим.

Дымами схватывались льны,

Чернело выжженное поле….

Боль обездоленной страны –

Была моей тяжелой болью….

К БОЮ

Пехота шла навстречу смерти,

Прикрыв распахнутость собою…

И доносил горячий ветер

Непрекращающее: «К бою!»

И вот по фронту цепь снарядов

Легла, как шов, неукратимо.

И смерть, что громыхала рядом,

Ушла равниною палимой.

Стихали мощные раскаты,

Дымилось небо голубое…

В атаку двигались солдаты

Под неумолчным словом: «К бою!..»

СТРАХ

Война не детская забава –

В ней смерти бешеный размах…

На осажденных переправах

Вскипал непоборимый страх.

Он опускался глыбой черной…

К земле, как к бабе, прижимал…

Тот страх был посильнее черта,

Он просто так не отступал,

Когда оскаленность метала

Танкетки жгла на берегу,

Меня неистово качало,

Сгибало трепетно в дугу.

Я в суете, как мальчик с пальчик,

Таранил смерти полосу…

В той кутерьме лишь камни спали,

Не понимая правды суть…

Но вот взметнулся рукопашный,

Идет в упор судьба к судьбе…

Кто скажет, что в бою не страшно,

Я не поверю, хоть убей…

В НЕВОЛЕ

Сын с матерью шел к партизанам,

Вокруг буран степной – ни зги.

Вдруг голос, словно из тумана:

– Ложись!..–заметили враги.

Сын за кювет...И тихо: «Мама,

Беги!»–промолвил он любя–

А сам ложбиной двинул прямо,

Чтоб взять вниманье на себя.

– Стой!..автоматы застрочили.

Взметнулась огненная плеть…

Засада тут же подскочила…

Мальчишку захватили в плен.

К нему вплотную с пистолетом

Шагнул фашист и стал твердить:

– Или получишь ты вот – это,

Или пойдешь ты к нам служить!..

От страха юноша не дрогнул,

Он посмотрел на перевал:

Там не предвиделось подмоги…

– Пойду – он недругам сказал.

А в голове мечта, как лучик:

«В неволе покорюсь врагу,

А попадется добрый случай,

К своим мгновенно убегу…»

На этом он поставил точку,

Себя надеждой утешал…

И убежал бы – знаю точно,

Если б конвой не охранял.

Себя спасая жизни ради,

Подросток время коротал.

С ним комендант притворно ладил

И мармеладом угощал.

На удивленье полицаи

Не заедались с новичком.

Тушенкой сытой угощали,

Задабривали табачком.

Непринужденно забирали

Постукрепленье сторожить…

Они, конечно, понимали –

Мальчишка не убежит…

Но как-то ночью по заданью

Мать из леса в село пришла

И расцветающею ранью

Гестапо миной разнесла.

Друзья в обстреле отступили…

И в окровавленной дали

Её предатели схватили

И к коменданту привели.

С ухмылкой жалкие людишки

Успели шефу доложить,

Что это мать того мальчишки,

Который к ним пришел служить.

С притворной лаской ядовитой

Палач невольника позвал

И по волненью еле скрытом

Сыновье чувство разгадал.

– Тебе, зольдат, грядет награда,

Награду стоит уважать.

Твой мутер – враг наш. Врагов надо

Во имя блага убивать.

Упорством впитывая смелость,

Ты этим правом дорожи

И рейху, подтверждая верность,

На этом деле докажи…

Юнец с улыбкой робковатой

Промолвил: «Можно приступить?..»

Схватил небрежно автомат он

И мать стал к сходням уводить.

– Момент! – И словно бы на ощупь

Скользнул гадюкой наглый взгляд, –

Мы дам тебе на этот помощь

Моих испытанных зольдат…

И тут же в трубку с тайной нотой

Летело зло немецких слов:

«Сначала мать пускай убьет он,

Затем расходуйте его!..»

Белели маленькие хаты,

И облака плыли, как сны.

Мать шла и с ней почтичто рядом

Шел с пьяной бандой её сын.

Мороз дышал в лицо сердито,

Мать с головы сняла платок:

«Озябнешь, грудь совсем открыта…

Возьми, окутайся, сынок!..»

Забилось, как щегленок, сердце

И защемило нелегко:

Платок пах домом, школой, детством

И материнским молоком…

Сын посмотрел прощальным взглядом,

Промолвил матери: «Постой!»

И в миг дрожащим автоматом

Пальнул по нечисти хмельной.

Тут всплыло все: и боль, и слезы,

И гнет, который грудь терзал…

Освобождение, как повесть,

Мальчишка смело сотворял…

Горел восход вдали понуро,

Устало бликами рябя,

И вдруг… опаленное дуло

Герой приопустил в себя…

Толчок взлетел изо всей мочи,

И над опушкою скорбя

Повисло: «Что же ты, сыночек?!

Зачем же жизнь мне без тебя!..»

Рука скользнула по прикладу,

От пули высвистнул простор…

И повели два близких взгляда

В степи бессловный разговор…

Мать с сыном постояли рядом,

Потом пошли по перекатам

В незатемняющий простор…

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Я вижу сквозь завесу дней
У небольшого сельсовета
Невольно плачущих людей
От слова вещего «Победа».
Рыдали вдовы, старики,
Ладоней слезы утирали…
А у сияющей реки
Соловушки концерт давали.
Как будто ведали они,
Что сведены с войною, квиты…
Теперь пойдут потоком дни,
Пьяня всех радостью открытой.
Ту новость церковь во весь дух
Гласила звоном колокольни.
От того звона спали вдруг
С души притупленные боли.
Струился сок цветущих верб,
В садах пахучих дым клубился…
И был дороже из всех вер
Мир тот, что в орденах явился.
А знамя, словно птицы взлет,
Играло заревом лучистым…
А на стене во весь пролет
Светился лозунг: «Смерть нацистам!!!»

НАЧАЛО ВОЙНЫ

Касаясь голубых высот,
Хлебами колосилось лето.
Земля свершала разворот
Под окрылением рассвета.
Струился тихо лесозвон,
На ветках вздрагивали птицы.
Земле благословенный сон
Надежно склеивал ресницы.
Заря серебряной рекой
Плыла лодчонкой золотою.
Вокруг недрогнувший покой
Стоял в обнимку с тишиною.
Но вдруг гудение сполна
Оскалилось багряным валом
И смертоносная волна
Рассвет на части разорвала.
Раскат грохочущий сквозил,
Наваливался смерчем.
Границы начисто слепил,
Металлом города калечил.
Четыре года шквал атак
Рвал наплывающие беды...
И над рейхстагом взвился флаг,
Провозглашая День Победы...

ЗАПОЗДАЛОЕ ПИСЬМО
Обворожительною гаммой
Взлетают посвисты скворца.
У столика читает мама
Письмо погибшего отца.
В окно излучие струится,
А мама, жуткая на вид, –
То встрепенётся диво-птицей,
То как безумная вскричит.
Неудержимо в тексте сжатом
Сквозит досада холодком.
И тень на лист голубоватый
Ложится траурным платком.
А на ветвях смешной девчонкой
Вовсю качается весна...
Преображает кроны-чёлки
Озвученная новизна.
Я извещеньем озадачен,
Непринуждённо в мысли врос.
Мне думалось: «Коль мама плачет –
То смысл в словах не так-то прост».
Но в невозвратность я не верил,
Она не шла утрате в счёт.
Я ждал: вот-вот качнутся двери
И в орденах отец войдёт.
Сойдутся на веселье люди...
И мама гибкая, как ветвь,
Со всеми непременно будет
От радости плясать и петь...
Но жаль, такого не случилось.
Бежали дни, затем года...
Потеря в дом наш поселилась
И в нём осталась навсегда.
С тоски, как свечка, мама тает.
Седая стала, словно ртуть...
Письмо то в праздники читает,
Хоть знает текст тот наизусть...

ПЕСНИ ВОЕННЫХ ЛЕТ

На днепровских высотах и в Бресте

Вдохновляли бойцов на прорыв

Опаленные пулями песни

Легендарной военной поры.

Освещаясь, как солнечный росчерк,

Проходили с пехотой обочь:

«Три танкиста», «Синий платочек»,

«Эх, дороги» и «Темная ночь».

Гармонист под разливы тальянки

На привале друзьям, как умел,

О «Катюше», «Днепре» и «Землянке»

С теплотою сердечною пел.

Тот напев обезглавил набеги,

Переполнил теплом города...

Задушевные песни вовеки

Не забудет страна никогда...

ПРЕДЧУВСТВИЕ БАБУШКИ

Сна не рассказывала бабка,

Чтоб он не сбылся никогда.

Лишь говорила: «Будет зябко,

Крадётся чёрная беда!»

Она задумчиво шептала:

«Несчастье, горе – обойди!»

И убежденно повторяла:

«Спаси, Господь! И защити!»

Слова её достигли цели,

С желаньем начисто сошлись:

Мы в бурях жизни уцелели

И дня победы дождались…

МОЁ ОРУЖИЕ

Моё оружие – проклятье.

Надежный холмик боевой,

Стреляющий по вражьей рати

Прицельной мощью огневой.

Я – фронтовик.

И фронт мой – слово.

Я им расплату накликал

И, как расплавленное олово,

На супостатов изливал.

Я помогал своим хотеньем

Под Сталинградом сжать кольцо.

Молитвой подкреплял сраженье,

Что утверждалося отцом.

Отец закрыл меня собою,

Ушел в непроходящий гром...

Мне жизнь и нынче поле боя,

Где я воюю за добро.

ЗАПОЮТ СОЛОВЬИ

Не тужи, дорогой человече,

Все поправится в жизни твоей,

Время тяжкие раны залечит,

Унесется невзгод крутовей.

Все наладится – было б здоровье,

Остальное, поверь, – ерунда…

Сердцу, дышащему любовью,

В передрягах беда – не беда.

По закону природы смежается

Путь, который печали несет…

Видишь – даль впереди развидняется.

Значит – верь: скоро солнце взойдет.

Забуянит подлесок весенний,

Грянет свежестью запах хвои.

К твоим грезам коснется везенье

И в душе запоют соловьи…

ПОБЕДИТЕЛЬ

Напружено четыре года!
Сквозь раскаленность
канонад –
Освобождение народам
Неукротимо нес солдат!
Он в рукопашной
задыхался...
И в круговерти огневой –
В кулак возмездия
сжимался,
Закрыв Отечество собой.
Не дав опомниться
рейхстагу,
Солдат захватчиков
разбил…
И День Победы сердцем
флагом
На все века провозгласил…

МИНУТА ПАМЯТИ

Затаи, страна моя, дыхание,

Пристально в минувшее взгляни.

Воинов минутою молчания

Благородным сердцем помяни.

Они шли в свинцовые метели,

Знамя краснокрылое любя,

И те пули, что в него летели,

Принимали взрывчасто в себя.

Пусть же на века минута памяти

Со слезой и радостью у глаз

Встанет в днях нерукотворным памятником

Тем, кто мир от гитлеризма спас.

Приспустите флаги с чёрной лентой,

Вслушайтесь, как тишина поёт,

И пусть с нами вместе вся планета,

Вспоминая прошлое замрёт…

ПРИМЕТА

В момент крылатый самолёт

В разгар удушливого лета

Из глуби призрачных высот

Свалился огненной кометой.

Он содрогнулся в белизне,

Светился в солнечном разливе,

С дырой огромной на броне

Лежал поверженный на ниве.

Незащищенный самолёт

Трескучей дробью покрывался.

Роняя вспышки на осот,

Он неожиданно взорвался…

Дюраль рассыпалась окрест,

Покрылась омутом печальным,

И на крыле пробитый крест

Крестом склонился погребальным.

Дед произнес: «Конец войне!»

Он разглядел в упор примету…

Словам поверил я вполне…

И вскоре подтвердилось это…

ПОХОРОНКА

Похоронка незримой меткой

Навсегда забрала покой.

Голосила мать до рассвета...

Утром к деду ушла со мной.

Дед родной нас приветливо встретил,

Извещение вслух прочитал...

И, не веря бумаге: «На свете

Может всякое быть», – сказал.

Здесь, как факт, налицо ошибка...

Не для Гришки последний бой...

Мать сквозь слезы, и сквозь улыбку:

— Вы считаете он живой?

— Я уверен, — сказал он звонко.

Мать прижала меня к груди...

А старик продолжал: «Похоронке

Ты не верь... И Григория жди!»

Мать всю радостью озарило...

Мы домой уходили спеша.

И наполнилась новою силой

Изболевшаяся душа.

Мама, словно моложе стала —

Рожь косила, вязала лен.

А под вечер к вокзалу бежала.

И глядела на каждый вагон...

В небе светят победные залпы,

Но я вижу сквозь пламя ракит,

Как по взгорью к степному вокзалу

Моя добрая мама бежит...

ПРОЩАЛЬНОЕ

Посвящается Павлу Львовичу Алейнику

В пожарище ты шел под лязг невзгоды,

Упорством окруженье прорывал…

Ты был поэт душою благородной,

Хоть ни одной строки не написал.

В атаках ненажорливые беды

Железной волей к черту попирал,

Чтоб над рейхстагом знаменем Победы

Счастливый мир улыбкой воссиял.

Измерить твою значимость непросто,

Она таит неисчислимый счет…

Сам по себе ты маленького роста,

Но рост души – повыше всех высот.

Уход твой леденящею порошей

Мое сознанье крепко зацепил…

Скажу тебе, товарищ мой хороший:

Я чтил тебя и высоко ценил.

В сражения стремительною силой

Свинцом перелопаченная мгла

Тебя к земле неистово теснила,

Но истереть бронею не смогла…

А нынче, что случилось – потрясает,

Но в том ударе истины глоток:

Бог, говорят, наилучших забирает,

Чтобы вселенский укреплять престол…

Физически ты к жизни не вернешься,

Отговоривший путь необратим,

Но сущностью незыблемо сольешься

С тем, кому был по духу не чужим.

Тебя уже тревоги не разбудят,

Прощай, мой друг, ты человеком был,

Пусть же земля тебе пушинкой будет.

И снится то, что ты душой любил…

Взыграет миг и в золотистой нови

Нагрянет то, чего не обойти…

Прости меня сердечно, Павел Львович,

За что – не знаю, но прошу: прости…

СОЛДАТЫ

Солдаты те, что с битвы не вернулись,

Цветами золотистыми глядят…

Травой высокой на ветру волнуясь,

О чем-то неустанно говорят.

То зашумят на пожелтевших поймах

Незнающим покоя камышом,

То облаками о себе напомнят,

Приседая медленно на холм.

И поднимаясь в небо птичьей стаей,

Забьются граем плотным вдалеке…

Как будто бы людей предупреждают

О том, что мир висит на волоске…

НЕНАВИЖУ

Голодный год послевоенный,

Покрытый гарью снег,

Колонны военнопленных,

Тягучий скрип телег.

Чем четче в памяти я вижу

Дымящую страну,

Тем больше сердцем ненавижу –

войну…

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Проплывают туманы, как сны,

Прикасаясь слегка к горизонту –

То солдаты минувшей войны

По степи идут к отчему дому.

Их мундиры белы, как снега,

Как ромашковый цвет на излуках, –

То не вёсен шальная пурга,

То солдаты проходят без звука.

На пагонах созвездья блестят,

В даль уходят герои подворьями.

Сквозь гривастые космы глядят

Их глаза золотыми зорями.

Грустно птица ночная кричит

У заросших травою воронок.

В материнских сердцах щемит

Обострённая скорбь похоронок.

Продолжают солдаты маршрут,

Что увенчанный незабудками…

Они молча идут и идут

С той войны беспощадной и жуткой…

ВИДЕНИЕ

На облаке тюльпан – то рана,

А облако – отец.

Прошёл он к дому неустанно

Сквозь жар-свинец.

Приотстранив рукой от рамы

Гардины шелк,

Я произнес: «Гляди-ка, мама,

Отец пришёл!»

Мать отодвинулась в сторонку

В объятье див…

И закричала похоронка

В её груди.

Она мгновенно побледнела

От немоты…

А облако в окно глядело

Из высоты…

НА ПРИДНЕПРОВСКОЙ СТОРОНЕ

Шрапнельные бураны дули,

Строчил без остановки дзот.

Солдаты грудью шли на пули

Сквозь вспышки жуткие вперед.

Осколки сыпались, как гравий,

Рывок к высоткам был ни прост…

Комбат в атаку с переправы

С гранатой мчался в полный рост.

Он вел гвардейцев за собою

И был им в подвиге чета.

Вставала каменной стеною

Насупившая высота,

Гремело наступленье валом,

Провозгласив расплаты гнев…

Вершился бой святой и правый

На приднепровской стороне.

ДЕТСТВО

Я рос на разбитых вокзалах

С мечтою о черством куске.

Считать я учился по шпалам,

Читать по маршрутной доске.

Мне школою были перроны,

Я их понимал без прикрас.

В дорогах, на крышах вагонных,

Прошел я суровый класс.

Невзгоды мой первый учитель,

Бросали нуждой в города.

Я плыл, как пылинка в корыте,

По жизни, не зная куда.

Вдали от огня и металла

Багрянился раной восток...

Война меня взрывом качала

На жестких ладонях дорог.

Я рвался в грядущее с боем,

Нередко рискуя собой.

Давали б за это героя –

Я был бы, наверно, герой.

Но жаль, что за эти "заслуги",

Словами плохими кляня,

На рынках торговки-старухи

Ругали и били меня.

Я думал о светлой удаче

И эту удачу искал

Не в жалкой и горькой подачке –

Подачки никто не давал.

О если бы знали вы, сколько,

Надежду на жизнь хороня,

Осталось лежать на помойках

Таких вот мальчишек, как я!

Лежали они повсеместно,

Уйдя в беспробудные сны.

Мои дорогие сверстники,

Безвинные жертвы войны.

Скорее, скорее в детдомы

Везите меня, поезда!

Но тщетно! Пылали, как домны,

Измученные города.

Усталое солнце висело

Под куполом мрачного дня.

"Ну что же? Ну что же мне делать?"

Я спрашивал сам у себя.

И снова по рельсам колеса

Стучали. Гудела земля,

Тревожно качались березы,

О чем-то листвою звеня.

Себя я упреками мучил

За то, что был возрастом мал,

За то, что когда-то на кручах

С друзьями в войну я играл.

Но вера, горящая в жилах,

Вела меня к счастью, как нить.

И снова надежда кружилась,

И снова хотелось мне жить.

Во мне беспокойная сила

Бурлила, как вешний разлив.

Та сила меня проносила

Сквозь вьюги и качки земли.

Я чувствовал солнышко будет

Я в буре погоду узнал...

Вокзал выводил меня в люди,

Вокзал мою жизнь предсказал...

И вот говорю я чинушам,

Чья жизнь пуста, как гроши:

Зачем же вы лезете в душу,

Не зная моей души?!

Легка моя жизнь? Еще бы!

Она мне сплошная лафа…

А вы поживите в трущобах

Хотя бы годочка два.

И теми пройдите путями,

Объятый бедой материк...

Тогда-то найду я с вами

И нужный, и общий язык…

ПОЭТЫ

За детские слёзы,

За голод, войну…

Поэты

Ночами бессонными

В бреду

Задыхаются стонами,

Вобрав в себя

Скорби вину.

Все горести века,

Все раны и боль

Поэтов

Терзают извечно…

Их рвутся сердца

Не от атомных бомб –

От черствости

Душ человечьих…

ЗА ЧТО?

У нас одежда вся в заплатах,

Разбиты лапти на ногах.

Гляди, гляди! Вон торбохваты! –

Кричал барыга впопыхах.

Мы с другом торбы не хватали,

А, убегая от войны,

На барахолке обменяли

На хлеб последние штаны.

И с горем, найденным в лохмотьях,

Прикрывши тело кое-как,

«Пятьсот весёлым» мчались в Поти,

Чтоб выжить там «за просто так».

Вдруг у двери засуетились.

Я видел: парень подошёл

И спекулянту: «Ваша милость,

А ну-ка, дай сюда мешок!»

Тот руки вытянул, как клещи…

Но у народа на виду

Бандит забрал спокойно вещи

И ловко спрыгнул на ходу…

Барыга грязными словами

Клял всю отчизну наповал.

Потом вскочил и кулаками

Из нас печёнки выбивал.

Дымок пушился на откосе…

И вдруг обидчик тот со зла

Решил нас сбросить под колёса.

Катилась под уклон «стрела».

И мы летели друг за другом,

Кто под вагон, а кто – в кювет…

Война неслась свинцовой вьюгой

И заметала белый свет…

Года бегут – не оглядеться,

Но и поныне в беге том

Я слышу: восклицает детство

Безвинным голосом: «За что?».

Я ИЗ ТЕХ …

Я из тех, кто взрывался на минах,

Кто бродил по руинам в дымах.

В этом мире с душою ранимой

Я живу с вечной болью в глазах.

Эта боль – от войны и от голода,

Как осколок засела во мне.

И не хватит ни денег, ни золота,

Чтобы выкупить то, что в огне

На кричащих просторах погибло,

Чёрный день беспощадно кляня.

Это горе незримою глыбой

Навалилось и давит меня.

Оттого незаметно сутулясь,

Я в дорогах вздыхаю под ним

И тужу, что оно прикоснулось

Своим горевом к детям моим.

УЧИТЕЛЬ

Пришёл с войны
Учитель-политрук.
Он был без ног
И без обеих рук.
Мы в класс его
Ввозили на коляске…
Он нам рассказывал
О джунглях и Аляске,
О северном сиянье
И луне.
Но никогда и слова
О войне.
И вот по парте друг
Возьми тебе и на:
Иван Петрович,
Расскажите
Нам о войне…
И в классе сразу
Зазвенела тишина…
На нас тревожно
Посмотрел учитель –
На нём пустые
Бились рукава
И словно бы
Кричали нам: «Глядите –
Вот это всё она…
Война …»

СОРОК ПЕРВЫЙ ГОД

С ведром воды

Стоял я у ворот.

В поблёкшем небе

Билась птичья стая.

А на Восток

Шагал за взводом взвод,

От августовской

Жажды изнывая.

И вдруг с дороги

Крикнул мне солдат:

Подай, сынок,

Холодненькой водицы.

Он пил взахлеб...

Так пьют, когда хотят

За все походы долгие

Напиться.

Потом с отцовским

Говором простым

Меня задел он

Смуглою рукою:

Расти, малыш,

Он пробасил и в дым

Ушёл, гонимый

Смерчным непокоем.

Отряды скрылись

К ночи за бугром,

В село вошли

Фашистские солдаты...

А я рыдал

За хатою тайком,

Как будто в этом

Я был виноватый...

ПРИФРОНТОВЫЕ ГОРОДА

Как трудно мне привыкнуть к городам,

Сродниться с шумом молодых акаций.

Но отчего, я не пойму и сам,

Ещё труднее с ними расставаться.

В тех огневых, далёких городах

Погибли детства золотые зори.

Я вырос на холодных чердаках

Застенчивым мальчишкой беспризорным.

Но благодарен буду я судьбе!

Она меня по-своему растила.

Спасибо же, милиция, тебе

За хлеб, которым ты меня кормила.

Спасибо вам, стальные поезда!

Спасибо вам, седые ревизоры!

За то, что вы в лихие холода

Пускали в тамбур греться беспризорных.

Спасибо вам, старушки, вы меня

Не раз на "хитрых" рынках выручали.

О сколько развелось вас! восклицали,

Когда рукой хватал лепёшки я.

Жалели города меняи били,

Гудком протяжным звали на перрон...

Вы человека из меня лепили

За это вам сердечный мой поклон.

Я знаю: не забуду никогда!

И вечно будут мне ночами сниться

Мои прифронтовые города,

С которыми я не могу проститься.

ДОЖДЬ

Ударил гром, как пушка во всю мощь,

В косматых тучах взбилась позолота.

И в полный рост пошёл июльский дождь,

Как в бой идет бессмертная пехота.

Уставшие от палива ростки,

Глотнувши влаги, дружно поднимались...

Они дождю, как благие полки,

С открытой просветленностью сдавались.

Дождь наступал во имя перемен.

Он радость нес необозримым полем,

И как десант он брал всю зелень в плен,

Но этот плен был самой высшей волей...

БЕССМЕРТИЕ

Кольцо перекалялось от прорыва,

Огромной жилой набухал большак.

И шар земной от грохота и взрыва

Мгновенно сжался в огненный кулак.

Сушили горло взвинченные нервы,

Солдат зубами в битве скрежетал.

На взгорье падал в схватке сорок первый…

Подбитый шквалом Сталинград вставал.

Хватали мины, как большие сети,

Напористые танки у села…

В бессмертие по острым копьям смерти

Отчизна растревоженная шла.

Тащили пушки на себе мужчины,

О пули спотыкаясь у равнин…

И таял почерневший снег на спинах,

Дымящихся от пота и крови.

Как перепонки дали надрывались,

Кровавый берег от рывка пыхтел…

И с юностью мальчишки расставались,

Ее глаза в бою не разглядев…

И я, как все, нелегкою тропою

По огненной излучине шагал…

И что навек ограблен был войною –

Душой пока того не понимал…

В ОТВЕТЕ

Трудилась Родина в огне.

Солдаты беспокойно

Несли на Запад ярый гнев

С патронами в обоймах.

Я рвался к ним в тот трудный миг

Свозь клубы жгучей пыли…

И пули, что летели в них,

Во мне мой страх убили.

За Родину, я, рядовой,

Иду и в зной и ветер

И продолжаю правый бой…

Я за нее в ответе.

ПОКЛОН ФРОНТОВИКАМ

Ударила зола фонтаном,

Снаряды прочеркнули тьму…

Мгновенно красные тюльпаны

Ставали черными в дыму,

К высотке, пулями помеченной,

Вел наступление комдив,

Металлом жгучим изувечена,

Она гремела впереди.

Щетинились штыками скаты,

Ставали пиками пути…

Бежали в огнище солдаты,

Чтоб человечество спасти.

Давно листвою можжевельник

Покрыл обугленный гранит.

В земле осколки поржавели,

Но память прошлое хранит.

Дни озвучают, словно клавиши,

Все то, что деялось в годах.

И ночью в сны приходят павшие

С тревогой горькою в глазах.

И взору видится пространность,

Перехватив багрянцем муть.

Всплывают красные тюльпаны,

Что были черными в дыму.

Рассвет цветами улыбается

И, замирая у могил,

Весенним солнцем поклоняется

Тем, кто от пуль его закрыл.

ПОЕЗДА ВОЕННЫХ ЛЕТ

Поезда военных лет

Тянутся по вьюжной замети…

Рельсов оловянный след

Шевелится в моей памяти.

Разрывая ночи мрак

Пахнущим саднящим толом…

Громыхает товарняк,

В след летит «пятьсот весёлый».

Огибая вкось поля,

В пар окутывая склоны,

Завирухою пыля,

Удаляются вагоны.

Поезда плывут, как сны,

В синь рассветную стучатся…

Мчатся, мчатся с той войны

И в пространности теряются…

В ВОЕННУЮ ПОРУ

Я по степи – наискосок

По лебеде шагал усохшей.

Вдруг заяц вспрыгнул из-под ног…

И дернул по тропе заросшей.

С тропы в рывке он не сходил,

Как заводной – к посадке мчался…

И я увидел: впереди

Взрыв разветвляющий поднялся.

Задев извилинами стог,

Седое облако качалось…

И в сердце вспрянул холодок:

«Ведь мина мне предназначалась!»

РОСТ ПОБЕДЫ

В золотистих полях

Ещё дремлют осколки.

Проявляется кровь

На опаленных битвой холмах.

Дней подстреленных время

Звучит без умолку

Неуёмной печалью

В летящих как память ветрах.

Откликаются лязгом

Гремящие траки,

Необъятная ширь

Ковылём поседевшим шумит.

И туманы густые ползут,

Как крестастые танки –

На ромашковый цвет,

Что белеет, как скомканный бинт.

На юру бисер слёз

Росным всплеском спадает.

Жуткий страх отражается в детских глазах.

Эскадронами тени

Убитых шагают.

По траве, что покрыла

Окопов зигзаг.

Шквалом пуль иссечён

Как спящим градом

У осевшего дота

Шершавый гранит.

И пробитое лето

Фугасным снарядом

На извилистой зыби

Схватил малахит.

Из минувших годов

Долетают раскаты,

Языками разрывов

Леса обагрив…

И деревья, согнувшись,

Бегут как солдаты.

В огнедышащий клёкот

Вершащий прорыв.

Мир был загнан, как пленник

В смертельную нишу,

В канонаде страна

Выбивалась из сил…

И сейчас я до тонкости

Нервами вижу

Тот удушливый мрак,

Что рассветы слепил.

Раскалялась лавина

Грохочущей стали,

Осыпалась Галактика

Вскруженных дней…

И от бомб на заре

Города погибали

Под протяжные крики

Безвинных мощей.

Неотступно теснили

Сознания боли,

Надрывали гудящим

Броженьем сердца.

Эти боли входили

В горячие пули

И давали победную

Волю бойцам.

Охватив параллели

За пехотою следом,

Пробивая бранёй

Укрепления щит,

С каждой битвой,

Как солнце,

Всходила ПОБЕДА

И несла мощным фронтом

Любви монолит…

Это солнце планету

От горя закрыло,

Выжгло начисто злое насилье дотла…

Иноземная свора

Волной отступила,

И свинцом захлебнулась,

Как заревом мгла.

Улыбались зарёй

Семицветные дали.

Жизнь брала к первоцвету

Крутой разворот.

С кирзачей пехотинцы

Пыль отряхали

И писали автографы

На стене Бранденбургских ворот.

Шла ПОБЕДА сквозь смерч,

Попирая преграды.

Её путь легендарный

Был очень непрост…

Она встала в дымах

От холмов Сталинграда

До клокочущей Эльбы –

Таков её рост…

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Огонь свинцовый камни плавил,

Горняцкий край гремел во мгле,

Днепр бушевал на переправе,

Вода кипела, как в котле.

В свинцовых ливнях Приднепровья,

В плывущих космах февраля,

Сочилась праведною кровью

Надежд высокая заря.

Подранком Шолохово билось,

Багрово-алым ручейком.

С брони опалиной струилось,

Кровь Перевизских Хуторов…

С Одессы, Ейска и Самары,

Единством собраны в кулак,

Вершили точные удары,

Солдаты в скопище атак.

Они несли сквозь скрежет стали

Мир, окроплённый добротой.

И братство в огниве скрепляли,

Непогрешимостью святой.

Ту дружбу, словно мирозданье,

Не разорвать, не разобщить.

Всё то, что связано страданьем,

Есть вечности живая нить.

Звучит в стихах и звонкой меди,

Тех дней неистребимый шаг:

Ты есть дорога к той Победе,

Что взошла с флагом на рейхстаг!

Редагування матеріалів і комп'ютерний набір - Смислова Лариса Миколаївна, Погрібна Наталія Вікторівна.

Кiлькiсть переглядiв: 658